Перед самым
выходом на сцену я прошел в дальнюю, глухую аллею сада, пробежался, сделал пяток сальто-мортале и, вернувшись, встал между кулисами, запыхавшись, с разгоревшимися глазами. Оглянул сцену, изображавшую разбойничий стан в лесу. Против меня, поправее суфлерской будки, атаман Карл с главарями, остальные разбойники — группами. Пятеро посредине сцены, между мной и Карлом, сидят около костра.
Но театральные традиции хранились у нас непоколебимо. Какой-то Митрофанов-Козловский, как известно, перед
выходом на сцену всегда крестился. Это всосалось. И каждый из наших главных артистов перед своим выходом непременно проделывал то же самое и при этом косил глазом вбок: смотрят или нет? И если смотрят, то, наверно, уж думают: как он суеверен!.. Вот оригинал!..
Перед самым
выходом на сцену обещал взять тон слабее, ниже и вести всю роль ровнее, и сначала исполнял свое обещание, так что иногда целый акт проходил очень хорошо; но как, бывало, только скажешь какую-нибудь речь или слово хотя без крику, но выразительно, сильно, особенно если зрители похлопают — все пропало!
Неточные совпадения
Выйдя
на сцену с героем моим при первом его поступлении
на службу, я считаю себя совершенно вправе расстаться с ним при
выходе его в отставку…
Потом — не выказывая, впрочем, прямо враждебных действий — начали принимать девицу Погорельскую, при ее
выходах, с такою убийственною воздержностью, как будто
на сцену появился не первый сюжет, а какой-нибудь оглашенный статист.
Прежде чем писать что-нибудь, сделай сценарий: тут описание природы столько-то строк, тут
выход героини, там любовная
сцена, — одним словом, все как
на ладони.
А.Н. Островский любил Бурлака, хотя он безбожно перевирал роли. Играли «Лес». В директорской ложе сидел Островский. Во время
сцены Несчастливцева и Счастливцева, когда
на реплику первого должен быть
выход, — артиста опоздали выпустить. Писарев сконфузился, злится и не знает, что делать. Бурлак подбегает к нему с папироской в зубах и, хлопая его по плечу, фамильярно говорит одно слово...
Сам я играл Держиморду и в костюме квартального следил за
выходами. Меня выпустил Вася. Он отворил дверь и высунул меня
на сцену, так что я чуть не запнулся. Загремел огромными сапожищами со шпорами и действительно рявкнул
на весь театр: «Был по приказанию», за что «съел аплодисменты» и вызвал одобрительную улыбку городничего — Григорьева, зажавшего мягкой ладонью мне рот. Это была моя вторая фраза, произнесенная
на сцене, в первой все-таки уже ответственной роли.
До третьего акта ей нечего было делать, и ее роль гостьи, провинциальной кумушки, заключалась лишь в том, что она должна была постоять у двери, как бы подслушивая, и потом сказать короткий монолог. До своего
выхода, по крайней мере часа полтора, пока
на сцене ходили, читали, пили чай, спорили, она не отходила от меня и все время бормотала свою роль и нервно мяла тетрадку; и, воображая, что все смотрят
на нее и ждут ее
выхода, она дрожащею рукой поправляла волосы и говорила мне...
И когда наполовину они сделаются трупами и дрожащей, оборванной кучкой устыдившихся зверей соберутся у
выхода, улыбаясь лживой улыбкой, — я выйду
на сцену и скажу им со смехом...
Пока я и Витя Толин дожидаемся поднятия занавеса и стоим уже готовые к
выходу, Томилин, в своем форменном костюме почтальона, торжественно выходит
на сцену и, убрав в люк суфлерскую будку
на глазах всей публики, закрывает люк и трижды стучит по крышке молотком.
У кого, кроме крестьянина, нет переднего и заднего крыльца! Эти два входа и
выхода всего живущего, следственно, мыслящего и чувствующего, в ином доме могли бы доставить новому Фонвизину материала
на целую остроумную книгу. Не думаю, чтобы лестницы, особенно задняя, где-нибудь представили столько занимательных
сцен, как у нас
на Руси. Но об этом когда-нибудь после. Ограничусь изображением того, что в данное нами время стеклось у герцога курляндского с обоих крылец.